того, при содействии коллектива его фи-
лиала в 1943–1944 годов был организовано
несколько значительных выставок (вклю-
чая показ произведений, выполненных ле-
нинградскими художниками в дни блокады,
ранее, в октябре 1942 года экспонирован-
ных в Москве, и показ работ И.Е. Репина и
М.В. Нестерова летом-осенью 1944 года).
Наконец, сотрудники музея Т.А. Дядьков-
ская, А.Н. Савинов и Б.Н. Эмме собирают и
систематизируют наблюдения над хранени-
ем экспонатов в условиях эвакуации и пи-
шут на их основе статьи, ставшие достояни-
ем научной общественности уже в военное
время.
С первых дней работы филиала и его
отделения в Молотове и Соликамске осу-
ществлялось круглосуточное дежурство
сотрудников, предполагавшее систематиче-
ские осмотры всех внутренних помещений
и работы внешней охраны. Что касается
обеспечения сохранности экспонатов, осо-
бенно важны были результаты первых кон-
трольных вскрытий ящиков, размещенных
в Молотовской галерее, которые приводит
в своей статье Г.А. Поликарпова: «Среди
138 случаев повреждений, отмеченных в
актах 1941–1942 годов, потребовали ре-
ставрационного вмешательства: “Портрет
В.С. Соловьева” И.С. Крамского, “Портрет
Р. Монтенегро” А.Е. Яковлева и “Гумно”
А.Г. Венецианова. Наибольшее повреждение
еще в августе 1941 года получили картины
Г.И. Угрюмова. На двух из них – “Покорение
Казани” и “Призвание Михаила Федорови-
ча на царство” – оказались прорывы на фоне
длиною 30 см, реставрация которых была
единственной серьезной за все время пребы-
вания коллекции в Перми»
7
.
О том, какая участь могла бы ждать экс-
понаты музея в том случае, если они оста-
лись бы на сохранении в осажденном городе,
в помещениях Михайловского дворца или
корпуса Бенуа, свидетельствуют следующие
факты. «После прорыва блокады у немецких
артиллеристов нашли панораму Ленинграда,
на которой творения великих зодчих нуме-
ровались как мишени. Свой порядковый
номер имел и Русский музей. Фашисты вос-
принимали Ленинград как сумму пронуме-
рованных объектов, доступных плановому
уничтожению».
8
В результате на территорию
музея за годы войны было сброшено 11 фу-
гасных и около 100 зажигательных бомб; так-
же на нее попало свыше 40 снарядов. C дру-
гой стороны, как отмечает П.К. Балтун, «в
главное здание музея прямых попаданий фу-
гасных бомб не было», при том что «взрывы
четырех из них, весом 400–500 килограммов
каждая, задели здание, массивные стены и
фундамент которого <…> отлично выдержа-
ли натиск горизонтальных взрывных волн»
9
.
Наконец, он подробно описывает ущерб,
который эти взрывы нанесли территории,
прилегающей к музею. Из этих кратких опи-
саний становится понятно, к каким разруше-
ниям и утратам могло привести прямое по-
падание снарядов в здание Михайловского
дворца, тем более что «этих взрывных волн
и вибраций оказалось достаточно, чтобы
уничтожить все стекла в окнах»
10
. Да и сами
условия хранения экспонатов в дни блокады
были крайне сложными. Они предполагали
соблюдение особых правил, которые, по вос-
поминаниям Валентины Васильевны Алек-
сеевой, заведующей научной библиотекой
музея, заключались в следующем: «Остав-
шиеся в музее картины, скульптуры, фарфор
и другие произведения искусства, упакован-
ные в ящики и накатанные на валы, храни-
лись в подвальном помещении главного зда-
ния, в вестибюле и залах первого этажа. Как
только начинались артобстрелы и станови-
лось ясным – какая сторона улицы наиболее
опасна, приходилось перемещать картины,
ящики, скульптуру в другие залы. Картины
без рам переносили вдвоем. Скульптуру же
тащили по нескольку человек на дорожках
или на салазках. Такие передвижения по му-
зею ценнейших произведений искусства, из
зала в зал, из этажа в подвал и обратно, про-
должались все время блокады»
11
.
О том, в каких условиях приходилось
работать коллективу музея, красноречиво
свидетельствует также письмо Г. Лебедева
П. Балтуну от 21 октября 1941 года: «…у нас
произошла вторая авария. Пока обошлось
сравнительно благополучно… В главном зда-
нии Росси отепляю пожарный водопровод –
отапливать все здания нельзя, возможно
отопление только гардероба и подвалов, где
и пребывает научный коллектив музея»
12
.
А академические залы, из которых заблаго-
временно был вывезены полотна Брюллова,
Бруни, Угрюмова, Айвазовского, выглядели
следующим образом: в них, как отмечает
В.В. Алексеева, даже летом было «темно,
мрачно и опасно, так как разбитые стеклян-
ные перекрытия были заменены досками,
толем. Постоянно что-то осыпалось, падало,
текло, наметало снег… Эти залы были осо-
бенно обнажены и беззащитны»
13
.
Важно отметить, что систематические
проверки оставшихся в музее экспонатов,
которые начали проводиться под руковод-
ством главного хранителя музея М.В. Фар-
маковского, показали, что простоявшие
осень, зиму и весну в сырых, проморожен-
ных насквозь помещениях картины отсы-
рели, покрылись налетом плесени и пыли.
Это потребовало проветривания, просуш-
ки, а порой и очистки холстов на открытом
воздухе. К тому же в условиях постоянно-
го возобновления воздушных тревог по-
добную процедуру можно было проводить
лишь в отношении небольшого числа работ,
и на очень короткие промежутки времени.
Русский музей.
Послевоенная экспозиция. 1946 г. ГРМ
90
